Снова в школу и иже с ним[СИ] - Кой

Вскоре Снейп одобрительно окинул взглядом наши выстраданные аттестаты, на которых золотым тиснением значилось «С отличием», и отеческим кивком выпустил выпестованный гадючник в большой мир. Гадючник, то есть мы, весьма обрадовался перспективам и первым делом осчастливил своими документами предварительно выбранные высшие школы. Лично я слабо себе представлял, чего хочу в дальнейшем, так что доверился выбору своего подсознания, которое, судя по кошмарам, весьма симпатизировало судам.

Мое поступление в университет было достаточно запоминающимся, в основном благодаря одной милой женщине — леди Синклер, сидевшей в приемной комиссии. Она мучила меня дольше всех, ювелирно ехидничала — так, что было не придраться ни к тону, ни к словам, я же, уже имея нехитрый жизненный опыт в этом вопросе, молчал и всепрощающе смотрел на нее глазами умирающего оленя. В общем, раздражение и неприязнь были взаимными.

Не передать всю степень моего умиротворения, когда эта самая противная тетка из комиссии появилась на нашем первом уроке, многообещающе поздоровалась лично со мной, представилась куратором курса и преподавателем по большинству профильных дисциплин.

Первый год в университете был интересным в основном уроками той самой стервозной леди Синклер. Любой мой, даже мимолетный, взгляд в любую сторону мгновенно подводился ею под статью, причем каждый раз — под разную. И что самое смешное — каждый раз вроде правильно и обосновано. Правда, самое большое разочарование в жизни постигло меня в тот момент, когда я осознал, что больше половины названых ею статей были ее же выдумкой. Но это же и стало самым важным уроком, собственно говоря…

Физкультура… Сколь много в этом слове. Куратор активно рассекала по залу вместе с нами, фактически уроки с официальным преподавателем они вели как бы напополам. Помню, как в первый раз зашел в спортзал. Я увидел нереальную полосу препятствий. Ехидный голос Синклер участливо сообщил, что сие — полоса препятствий, которую выпускник Академии авроров должен проходить за семнадцать минут, а окончивший первый курс нашего прекрасного университета — за пятнадцать. Тогда я не до конца понял всей многозначительности этой фразы — увы, юношеский тупняк был во мне еще жив, даже вопреки тому, что уж я‑то должен был все понять первым.

Нас предусмотрительно готовили к самым разным конфронтациям с правоохранительными органами.

…А на сдаче итогового норматива эта дамочка довольно хлопала по плечу каждого сдавшего и наставительно говорила — «Хороший юрист долго не живет! А тренированный хороший юрист живет чуть дольше».

Помнится, мне пришлось потом перейти на заочное обучение из–за того, что моих новых друзей снова начал доставать аврорат и Визенгамот. Леди Синклер неизменно выражала мне свое глубокое разочарование этим фактом на экзаменах. И позже она лично вручила мне диплом с оптимистичным: «Понятия не имею, как это может происходить, Поттер, но, кажется, ты все–таки ухитрился доучиться вопреки законам мироздания».

Через полгода после моего выпуска умер Дамблдор. Я так и не посетил его могилу — после войны мы с ним вовсе не общались, разве что встретились один раз — мне достаточно было посмотреть на него, чтобы навсегда закрыть общий для нас вопрос. И теперь я не видел смысла так или иначе прерывать обоюдное молчание.

Еще через два года преставился Снейп. Вот рядом с его могилкой я топтался достаточно часто — раз в полгода так точно. Впрочем, не могу быть уверенным в том, что ему это нравилось. Он многое мне дал и не раз спасал жизнь, но… Учитывая, как он не любил фальшь, скажу об этом открыто — он все же был и оставался порядочной сволочью, и мы с ним вопреки плодотворному сотрудничеству и взаимной заботе ладили плохо.

Леди Синклер, к слову, сама подтвердила свою присказку. Одновременно с обучением новых поколений юристов она занималась прокурорской практикой, и в конце концов благодарные осужденные смогли устроить ей пару капель яда в чае. Насколько я знал, к моменту смерти ей не исполнилось и сорока… Ее похороны были аккурат полгода назад. Или лет так пятнадцать вперед?..

Я помню и старые события — Рождество девяносто восьмого года, к примеру, увлекательно прошедшее под эгидой «Здравствуй, елка — Темный лорд!».

Помню, что после обучения так и не вернулся в дом на Гриммо, предпочтя ему квартиру неподалеку от центра Лондона и входа в Министерство.

В общих чертах в памяти достаточно четко сохранились все тридцать с хвостиком лет моей жизни. И я хочу узнать, какого черта мне сейчас?!. Сколько мне лет, кстати?..

Возле зеркала висел не замеченный мною сначала календарь. Четырнадцатое июля тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

Ух ты. Мне четырнадцать лет. Мм, так и предвкушаю — гормональный взрыв, уютные рамки неполной дееспособности, вполне вероятно, школа — уроки, учителя, одноклассники… Хотя, скорее, прогулы, смутно знакомые взрослые люди и несметное количество ребятишек с возом личных «невероятно важных» проблем и мнений.

Проклятье, о чем я только думаю?..

Стоп!! Это ж получается, Снейп жив?! И Дамблдор — жив?!

…Убить их что ли для душевного спокойствия и на всякий случай?..

Хм… или нет? В смысле, не живы?

Я примерно представляю, кто я — по крайней мере, внутренне точно. Да и напрочь поттеровская рожа дает мне основания подозревать некоторую связь с указанным родом.

Я уже в курсе, когда я.

Осталось узнать, где и с кем. А то я что–то не припомню такой комнаты в доме Дурслей. В моей квартире — тем более. Вообще не припомню, а это уже о многом говорит, учитывая мой богатый опыт посиделок в чужих домах.

Значит, надо разузнать обстановку.

Или не надо? Собственно говоря, чего это я тут паникую, думаю всякую чушь… Если мыслить здраво — какова вероятность того, что я могу внезапно, ни с того ни с сего, оказаться где–нибудь в чужом теле, мире?

Некстати вспомнился один из последних девизов Джорджа Уизли: «Есть магия, а значит, нет ничего невозможного».

Так, что я там думал? Разузнать обстановку?..

Не успел я задуматься над более подробным планом, как дверь в мою комнату открылась и вошла…

— Сынок, ты уже проснулся? — из проема вещала самая натуральная Лили Поттер, правда, несколько старше той, которую я чуть не каждое утро видел на фотографии в собственной гостиной.

Признаться, для меня это было уже слишком. Чересчур. С перехлестом. Кома, наркотики, сон, перерождение — что бы это ни было, пока эта Лили Поттер хоть сколько–нибудь похожа на реальную, настоящую, живую… пока она называет меня сыном… Черта с два я отсюда уйду!

Пока в моей голове происходила почти молниеносная переоценка ценностей и перестановка приоритетов (готов спорить, в этот момент кто–нибудь особо хорошо слышащий мог опознать едва уловимый деревянный скрип), сознание действовало на автомате. Плохоньком, но пианист, знаете ли, играет, как умеет…

— Верно, — хрипло ответил я, медленно и осторожно моргая. Честно говоря, я просто боялся, что она в любой момент может пропасть. Я безумно, больше всего на свете хотел, чтобы происходящее сейчас было настоящим — но я, тем не менее, был взрослым человеком со своим набором постулатов о реальности и богатым опытом подстав, так что… Я все еще не верил.

Лили… мама. Мама как–то странно на меня посмотрела, после чего шагнула чуть ближе и озабоченно спросила:

— Дорогой, с тобой все в порядке?

Я вскочил с кровати, суетливо поправляя одеяло — впервые, пожалуй, лет так за десять я озаботился тем, чтобы заправить постель. Мне стоило огромных усилий отвернуться, но видеть такой яркий призрак прошлого–несбывшегося–желаемого было еще труднее.

— Вроде, — отстраненно сказал я. Морщинки на покрывале вероломно и почему–то очень быстро кончились, так что я повернулся обратно к Л… маме.

— Ты уверен, что все нормально? Ты как–то странно на меня смотришь… — она с тревогой и недоумением следила за моим выражением лица.

— Действительно? — вяло удивился я.

— Ты не выспался? — осторожно спрашивает она, подходя ко мне почти вплотную и легко кладя ладонь мне на лоб.

— Точно, — киваю, честно пытаясь устоять на ногах. Кто не был сиротой, пусть даже уже великовозрастным и вполне самодостаточным — тот никогда не поймет моих чувств.

Она, колеблясь, покачала головой:

— У тебя каникулы, ты можешь спать столько, сколько хочешь, — мама ободряюще на меня посмотрела: — Так что можешь прямо сейчас завалиться обратно на кровать и вдоволь подремать, — она ласково потрепала меня по плечу и добавила: — Но, если что, мы все будем рады видеть тебя на завтраке.

— Здорово, — заторможено говорю в ответ. Она тихо смеется, гладит меня по голове и уходит.

Пропустить завтрак? С ней?! Ради сна?!